Skip to main content
ЗАКАЗАТЬ ОНЛАЙН

Форбс-шахматист Андрей Филатов приучает Запад уважать Россию с помощью вина гран крю  и музея нашего искусства в Бордо.

Если из сувенирного городка Сент-Эмильона, что в сердце Бордо, отправиться кататься по окрестностям в сторону шато Шеваль-Блан, в какой-то момент непременно увидишь у дороги, в винограднике, огромные красные буквы Art Russe. Нет, это не плохо замаскированное место встречи агентов ГРУ. Вопрос, что еще за «русское искусство» тут у нас объявилось, беспокоил каждого уважающего себя бордоского автомобилиста последние полтора года. Двухполосная деревенская дорога узнала, что такое пробки: все хотели поглазеть на наглые буквы и гигантскую стальную шайбу рядом с ними – здание обновленной винодельни на месте привычного охристого шато, как у всех.

Началось все четыре года назад, когда девяносто седьмой русский форбс Андрей Филатов купил в Бордо десять гектаров виноградников и основанное в 1885 году шато La Grâce Dieu des Prieurs, в переводе – «Божьей милостью приоры». Наши соотечественники-лендлорды в этих местах пока экзотика, а вот, скажем, китайский капитал давно освоился: ему принадлежит сто сорок из почти семи тысяч бордоских виноделен. Гонконгский инвестор Питер Квок, например, за двадцать с лишним лет создал мини-империю из семи виноделен. Владельцу Alibaba Джеку Ма принадлежат два угодья – шато де Сур и шато Перенн. Местные новым соседям уже не удивляются, разве что президент Макрон грозно, как умеет только он, заявляет: он будет работать над тем, чтобы остановить продажу французских ферм иностранцам.

Как и все другие свежеобретенные владельцы старинных французских шато, Андрей Филатов свой миллиард заработал задолго до увлечения виноделием. Он – совладелец группы Globaltrans, которая с девяностых годов занимается железнодорожными перевозками, а в нулевых дважды выходила на Лондонскую биржу. Сейчас Филатов отошел от оперативного управления, но по-прежнему занят частными инвестициями в созданной им компании «Тулома» и, «для души», собственными некоммерческими проектами.

Например, пять лет назад он стал президентом Российской шахматной федерации, а потом еще и… старшим тренером сборной России по шахматам. На самом деле миллиардер просто вернулся к работе по специальности. После ДЮСШ № 9 в Днепропетровске, которую он окончил с разрядом кандидата в мастера спорта СССР, Филатов выучился на тренера по шахматам в Академии физкультуры в Минске.

Как-то раз, в начале девяностых, Филатов приехал на турнир в Польшу. И узнал, что его отменили. Пошел гулять по городу, бродил по магазинам. Там в голове шахматиста активно заработал калькулятор. Вскоре он уже закупал в России советскую бытовую технику, привозил в Польшу и отбивал вложения в десять концов. В 1993-м создал с двумя партнерами свою компанию, которая за десять лет выросла в бизнес федерального масштаба, оставаясь полностью частной. «Когда спустя много лет Андрей Филатов снова пришел в шахматную федерацию, достигнув колоссальных успехов в бизнесе, никто не удивился, – говорит спортивный журналист, исполнительный директор Российской шахматной федерации Марк Глуховский. – Шахматисты – особенная субкультура, чем-то похожи на фундаментальных физиков: нас тянет друг к другу, иначе совершенно не с кем поговорить о последней партии Накамуры».

Филатов вкладывает много сил и денег в возрождение советского детского турнира «Белая ладья» (в СССР в нем участвовали миллионы детей, а сейчас он стал международным). А еще спонсирует ежегодный мемориал Синицына в память о своем тренере в Днепропетровске, без которого «не было бы ничего из того, что есть сейчас». Филатов, как многие дети застоя, вполне мог стать городским хулиганом – подросток он был «резкий». «А Александр Валерьянович приучал меня к кодексу шахматиста, – вспоминает бизнесмен сейчас. – Были моменты, когда я реагировал на поражение совершенно уличным образом. Это пресекалось очень жестко: пожми руку, проанализируй партию, найди ошибки, продолжай дальше». Сейчас Филатов, отец пятерых детей, двое из которых старшеклассники, а трое – малыши-погодки, лоббирует включение шахмат в школьную программу. Приводит в пример Армению. Там шахматы в расписании школьных уроков стоят несколько лет, и уже есть данные, что это позволило снизить уровень подростковой наркомании. Шахматы ведь развивают стратегическое мышление: делаешь ход – сразу видишь целую партию.

История с шато в Бордо тоже лишь первый ход партии, которую Филатов начинает разыгрывать. В 2018-м бывшая винодельня «Божьей милостью приоры» торжественно открылась заново и стала называться Art Russe. Так же называется зарегистрированный в Лондоне фонд, который занимается арт-собранием Филатова. Это одна из самых крупных частных коллекций российского искусства в мире: около четырех сотен работ русских и советских художников. В том числе важные полотна Репина, Серова, Фешина. И самая крупная коллекция Виктора Попкова, одного из представителей «сурового стиля». Помимо прочего фонд популяризирует русское искусство XX века. Собственные постоянные залы Art Russe уже пару лет работают в замке Бьюли в Гемпшире, этой весной на территории имения лорда Монтегю наконец достроят отдельную галерею.

По дюжине картин из коллекции Филатова теперь изображены на этикетках каждого из миллезимов его винодельни. Когда французы победили на чемпионате мира по футболу в Москве, Филатов тут же выслал в Париж партию гран крю 2015 года. На этикетках были «Серп и молот» Коржева, «Манифестация 17 октября 1905 года» Репина и «Богоматерь Умиление злых сердец» Петрова-Водкина.

Русский винодел-неофит не первый, кто решил публиковать шедевры на бутылках – это практиковал еще барон Филипп де Ротшильд. Этикетки «Мутон-Ротшильд» украшали работы Дали, Пикассо, Шагала, Уорхола. Что – помимо всего прочего – сделало винодельню одной из самых знаменитых в мире.

Однако комбинация кандидата в мастера спорта по шахматам Филатова вот в чем. Его винодельня уже знаменита. Так что при помощи своих высокохудожественных этикеток он знакомит любителей вина с российским искусством. Плюс повышает стоимость картин из собственной коллекции. Аудитория этой межконтинентальной галереи примерно девяносто тысяч человек в год (если оптимистично считать, что одну бутылку бордо выпивают на троих). «Вот я в подарок другу отправляю бутылку с этикеткой, на которой «Ромашки» Николая Фешина, – рассказывает Филатов. – Друг звонит, говорит: «Пили, смотрели на этикетку – что за ромашки? Что за художник? Я хочу такую картину в подарок жене на день рождения». Я отправляю ему ссылку на Фешина – человек узнает о художнике и, возможно, потом купит картину. Несколько раз так уже было».

Цена его личной коллекции растет, как на винных дрожжах. А вот вложения в шато, очевидно, отобьются не скоро. Филатов не озвучивает цифры, но эксперты полагают, что все предприятие – покупка бордоских гектаров, строительство стальной шайбы, красные буквы – обошлось не менее чем в сто миллионов долларов, то есть в одиннадцатую часть его состояния.

Как человек стратегически мыслящий, Филатов позвал в команду проекта соседей по деревне. Например, Луи Митжавиля, потомственного энолога, чьи вина Château Tertre Roteboeuf получали высокие оценки главного эно-критика мира Роберта Паркера. Несколько сезонов Луи занимался реорганизацией лоз на винодельне русского бизнесмена. Сменил обрезку по системе Гюйо на обрезку «кордон» – расстояние между гроздьями увеличилось. Так каждая ягода получает больше солнца и становится ароматнее. Митжавиль усовершенствовал и производство. Теперь там следуют принципам гравитационного виноделия: считается, что отказ от перекачки сусла и вина при помощи насосов делает напиток тоньше. В погребах появились бочки Radoux из лимитированной линии Blend – их производят из французского дуба с особо мелкими порами. Через поры вино в бочке насыщается кислородом – чем мельче поры, тем медленнее это происходит и тем деликатнее развивается вино. При этом дерево отдает напитку максимум танинов, аромат становится богаче. Эти чудо-бочки – как скрипки Страдивари: Radoux отдает их только в очень хорошие руки. В итоге вино «Приоров» стало на класс выше, чем было все полтора столетия на этом терруаре, до русской революции в Бордо.

После такого понятно, как Филатов сумел договориться с архитектором Жаном Нувелем. Нувель – притцкеровский лауреат, строил проекты уровня Лувра в Абу-Даби или оперного театра в Лионе (он вообще так и называется – Опера Нувель, как Опера Гарнье в Париже, не меньше). Филатов познакомился с Нувелем как раз на стройке в Абу-Даби, предложил поучаствовать в своем сельхозпроекте.
А архитектор согласился. Он родился в соседнем департаменте, его семейный дом находится в двух часах езды от филатовских «Приоров». С разрешения и при полной поддержке русского винодела Нувель придумал шайбу-чан. Два этажа над землей, два под землей, внутри – то самое современное гравитационное производство и подвалы с теми самыми особенными бочками. Всего тридцать тысяч бутылок вина в год и только одного вида с каждого урожая.

На торжественное открытие Art Russe в прошлом июле собрались все достопочтенные соседи, включая мэра Сент-Эмильона. Из Парижа прибыл посол России во Франции с семьей. Без ночевки, на вертолете, прервав ради друга репетиции в Эвиане, прилетел пианист Николай Луганский и сыграл прелюдии Рахманинова. Побывал на открытии и другой ближайший товарищ Филатова, актер Вуди Харрельсон (в последнее время он единственный, с кем Андрей играет в шахматы). Жан Нувель, вооружившись бокалом красного, рассказывал гостям, что его любимая картинка на вине Art Russe – «Ленин провозглашает Советскую власть» Владимира Серова.

Тут надо сказать, что искусство из коллекции винодела, само собой, было активно использовано и при реконструкции шато. Причем весьма экономно. Например, на полу главного здания Нувель сделал репродукцию работы Анатолия Ганкевича «С Богом!». Юрий Гагарин на ней изображен с нимбом и руку держит натурально как святые на иконах. Так вот улыбка парящего на полу в невесомости первого космонавта отражается во всех чанах винодельни – модным сейчас выставкам с ожившими полотнами ван Гога и Айвазовского до эффекта этого Гагарина как до Луны.

Искусством Филатов увлекся, как все бизнесмены новой России. Сначала покупал в подарок, потом в дом, затем стал собирать сознательно. Как рассказывает его жена Елена (она финансист), муж может ничего не знать заранее о художниках и их работах, но вот он приходит в мастерскую, галерею или музей – и сразу останавливается у самой дорогой картины, сразу видит тот самый шедевр.

Отечественное искусство Филатову нравится тем, что оно пока недооценено, а значит, собирать его выгодно. Но прежде всего это патриотично. «Я формировался в Советском Союзе, в той культурно-исторической среде, – объясняет коллекционер. – Я горжусь победами и достижениями этой страны. Причем не только тем, что мы первые полетели в космос, но и, например, тем, что у нас были замечательные педагоги, система образования, была интересная детская жизнь. Я хочу, чтобы мы помнили не только трагические страницы истории СССР, но и великие. Взять Российскую империю. Говорят: «Какой был царь! Какая была прекрасная страна!». А сколько было образованных, грамотных людей? Меньше процента. При советской власти – сто процентов. Что у нас в начале прошлого века было с производительностью труда? С инфраструктурой? С электрификацией? В оценке СССР пока еще очень много эмоций. Слишком мало времени прошло, чтобы мы могли дать взвешенную оценку этой эпохе».

Теперь положительных эмоций в отношении СССР, по крайней мере, на Западе, станет, вероятно, больше. Этикетки с Лениным или какими-нибудь «Строителями Братска» Попкова, конечно, тоже та самая Russian propaganda, которой так боятся в лучших домах Мэйфэйра и Лонг-Айленда и которая так прочно обосновалась в святая святых хороших семей – их винных погребах.

Текст: Анна Карабаш